"Фельетон в «Уральском рабочем» всегда стоял на первом месте"

Большой путь прошла газета. Были феерические взлеты, фантастические тиражи, звездные журналисты, любовь читателей. Были периоды спада, почти забвения. Но все же бренд «Уральский рабочий» удалось сохранить. Пусть не так звонко, как в былые времена, пусть скромным тиражом, но издание выходит. Оно живо, а, значит, всегда есть надежда на новый виток развития.

«Уральский рабочий» старше «Правды» и «Известий». (Вот такое известие, правда-правда).

Первый номер УР вышел 14 февраля 1907 года, как орган Екатеринбургского комитета РСДРП. Печатался нелегально. В марте 1908 года редакция и типография были разгромлены полицией. В апреле 1917 года выпуск возобновился. В сентябре на региональной конференции партийных организаций было принято решение переименовать «Уральскую правду» – так она называлась сначала – в «Уральский рабочий». С ноября газета стала выходить ежедневно.

Почетным корреспондентом УР был Анри Барбюс. Здесь печатались Анатолий Луначарский, Павел Бажов, Аркадий Гайдар. Владимир Маяковский опубликовался на страницах газеты во время своего визита в Екатеринбург, передав в редакцию два своих новых стихотворения и плакат «Говоря короче: выписывай «Уральский рабочий».

В первые же дни Великой Отечественной войны журналисты «Уральского рабочего» ушли на фронт. Сражались, приближали Победу.

19 декабря 1941 года газета вышла дважды за один день. В экстренном выпуске сообщалось о разгроме фашистских войск под Москвой. В 1943 году на деньги сотрудников редакции на УВЗ был изготовлен танк с надписью на борту «Уральский рабочий».

Пришли мирные дни, а газета продолжала оставаться боевым изданием, поднимающим самые актуальные темы, решающим самые острые проблемы. С уважением к своим читателям, землякам, родному краю.

Несколько поколений журналистов прошли школу «Уральского рабочего». Все они были разными, но их творческий почерк, отношение к профессии, деловые качества, работоспособность, яркость письма были узнаваемы, выдавали их причастность к уральской школе журналистики, к газете «Уральский рабочий».

С уважением и ностальгией хочется поздравить всех, кто эту школу прошел. А заскучаете — приходите к нам в Свердловский творческий союз журналистов. Потреплите за плечо «Сталевара, читающего газету» — статую, много лет стоявшую в холле типографии УР, а потом Дома печати, и переданную нам в дар коллегами в день открытия Дома журналистов 8 сентября 2015 года. Вспомним хорошее, помечтаем о лучшем. С днем рождения, коллеги!

---

Путешествие в обратно

Николай Сенчев родился в 1949 году в поселке Волжский Оренбургской области и был девятым ребенком в семье.  После десятилетки начал работать корреспондентом в редакции Курманаевской районной газеты «Знамя труда». С этого и началась его журналистская биография. В молодости писал очерки в журнал «Уральский следопыт».    

Позже Николай Васильевич окончил Уральский госуниверситет, факультет журналистики. Работал в районной, флотской печати, в редакции газеты «Уральский рабочий». Был долгое время собкором газет «Труд», «Советская Россия», «Правда», «Российская газета». До выхода на пенсию в 2020 году работал главным редактором радио ГТРК «Волга».  Заслуженный работник культуры Российской Федерации. У Николая Васильевича два сына, пять внуков. И нестареющая память о главной газете его жизни.

Биография и память как у многих, прошедших школу "Уральского рабочего". В день рождения газеты его воспоминания особенно к месту.

 

Николай Сенчев. Фрагменты «Записок журналиста из прошлой жизни»

 

«Работа в газете “ Уральский рабочий” в моей биографии, как я думаю, была самым главным журналистским университетом и жизненной школой. В отделе писем, куда меня определило руководство редакции, дел было невпроворот. Ежедневно на стол регистраторов почты вываливалось до пятидесяти писем от читателей газеты. Дежурный корреспондент должен был каждое письмо прочитать и определить, куда его направить. Как правило, жалобы, просьбы, какие-либо критические сигналы мы переадресовывали в соответствующие инстанции — в областные отраслевые управления, райкомы партии, райисполкомы, органы милиции, прокуратуру. Письма, которые представляли интерес уже для самой газеты, направлялись непосредственно в отделы редакции.

У каждого своя журналистская ипостась. Юрий Борисихин писал потрясающие очерки о сельской жизни. Его потом забрали заведовать отделом публицистики в журнал “Уральский следопыт”. Виктор Хлыстун, будущий собкор “Комсомольской правды “ в Югославии, радовал читателей тонкими психологическими исследованиями мотивации человека. Владимир Долматов, будущий главный редактор журнала “Родина”, писал замечательные статьи на религиозные темы. У каждого был свой почерк, у каждого – свой читатель.

Но гвардейцами газеты безоговорочно считались Борис Воробьёв, Валерий Коршик, Рудольф Шипулин. Это — фельетонисты! Насколько я знаю, в настоящее время на факультетах журналистики не обучают технике сатирических жанров.  Само слово «фельетон» давно вышло из речевого обихода журналистов.  Этот газетный и журнальный жанр, как и памфлет, стал анахронизмом, пережитком советского прошлого.

То и дело слышу и читаю, что в Советском Союзе средства массовой информации были полностью под каблуком власти, они не могли даже пикнуть против произвола чиновника, кумовства, расхищения государственной собственности, нарушений законности. Короче говоря, советские СМИ представляются теперь верными охранителями закоснелой государственный системы и застойных социальных отношений. Это, конечно же, выдумки. Что бы там ни говорили, советская печать, действительно находясь в рамках жестких идеологических ограничений, имела и ярко выраженный критический характер.

«Уральский рабочий» был как раз таким изданием, где редкий номер обходился без фельетона или подборки сатирических заметок. Причем объектом критики были не дворники, не ресторанные официанты, не таксисты, а чиновные люди, руководители предприятий, государственных учреждений.

Фельетон в «Уральском рабочем» всегда стоял на первом месте.  И королем этого жанра был Борис Васильевич Воробьёв.  Сложный по характеру человек, но его ценили за талант и бескомпромиссность.  Мне довелось несколько раз бывать в командировках вместе ним и готовить к публикации совместные статьи. Поражался, как он умел сходу находить точное, простое слово, а факты преподносил, не искажая их смысла, в острой сатирической огранке.

Три наших фельетониста — Борис Воробьёв, Валерий Коршик и Рудольф Шипулин — были гордостью газеты, уральской журналистики, но и много хлопот, тревог доставляли руководству редакции. Валерий Коршик выдал очередной фельетон на тему кадровой политики, после чего ему пришлось объясняться в партийных инстанциях. Я до сих пор помню, какой остроумный ход нашел фельетонист. В редакцию газеты позвонил солидный басовитый голос и настойчиво попросил: напишите про меня фельетон, покажите, какой я нечистый на руку человек, что я лицемер, лизоблюд и вообще, последний поганец.  Факты?  Не волнуйтесь, фактами я вас обеспечу...

Журналист спрашивает: зачем вам это надо, дурной славы захотелось?  А вот затем, говорит солидный бас, что надо мне расти по служебной лестнице, задержался, понимаете ли, в заместителях…  Этот фельетонный намек возбудил гневное недовольство в различных инстанциях. Стали требовать доказательств того, что в руководство выдвигаются недостойные люди.  А доказательств искать не нужно было. Всё чаще и чаще фигуранты острых критических публикаций, получив традиционный «выговор c занесением в личное дело», через короткое время всплывали в новом начальственном обличье. Правда, ещё не доходило до того, когда человек с уголовным прошлым становился первым претендентом на высокую руководящую должность. Это стало обыденным делом уже после свержения советской власти — после криминальной революции, как точно назвал этот переворот Станислав Говорухин.

Бойкость наших фельетонистов приносила все больше огорчений редактору «Уральского рабочего» Ивану Степановичу Гагарину. Он не мог, по своему характеру, по своим партийным убеждениям, обуздать острые перья. Напротив, редактор недовольно хмурился, если в готовящемся номере не находил «гвоздя» — фельетона или статью на злободневную тему. Выученик старой партийной школы, Иван Степанович считал критику мощной очищающей силой, а журналистов с критическим анализом жизни старался опекать и поддерживать.

Фельетон «Косари в командировке» Валерия Коршика появился в центральной газете «Правда».  Пожалуй, с этого момента начали тикать часы об отставке Ивана Гагарина с должности главреда «Уральского рабочего».  О фельетоне. В 1977 году выдалось катастрофически засушливое лето.    Для заготовки сена и сенажа отправляли косарей в соседние области. Из Нижнего Тагила в Тюменскую область выехал сводный отряд рабочих. Косари там в свое удовольствие   попьянствовали, и, чтобы отчитаться за самоотверженную работу, ловко состряпали приписки.

В «Уральском рабочем» фельетон завернули автору.  Понимали, что один из организаторов этого пьяного сенокосного десанта Юрий Петров, ставший к тому времени вторым секретарем обкома, костьми ляжет, но публикации не допустит.  И нечего ввязываться в драку. Тогда Валерий Степанович Коршик отправил фельетон в центральную «Правду». Выходец из «Уральского рабочего» фельетонист газеты «Правда» Валентин Федорович Прохоров подготовил материал и вскоре, прямо в канун Нового года, его опубликовали.

Как вспоминал позже Валерий Коршик, обком партии, возглавляемый Б.Н. Ельциным, сделал всё, чтобы опровергнуть факты, изложенные в фельетоне. Членов бюро обкома прежде всего возмутило то обстоятельство, что автор публикации не член партии. Значит, он не имел никакого права (?!) критиковать партийных руководителей. В общем, всё шло к тому, чтобы опровергнуть публикацию и строго наказать клеветников…

В этом сумасбродном настрое чувствовалась властная дирижерская рука первого секретаря обкома Б.Н.Ельцина.   Он недавно возглавил партийное руководство Свердловской области и ему претила сама мысль, что в его епархии могут происходить какие-то непорядки. Но так вышло, что опубликованный в «Правде» фельетон прочитал главный идеолог и по совместительству главный пуританин страны Михаил Андреевич Суслов. Он распорядился создать специальную комиссию с выездом в Свердловск. Бодаться с этой комиссией ельцинскому обкому было не по зубам.  Ведь в неё входили руководители отделов ЦК, комитета народного контроля, заместитель Генерального прокурора и другие ответственные работники.

И всё-таки этот злосчастный фельетон вышел боком для Ивана Степановича Гагарина.  В обкоме после отъезда московской комиссии сочинили вот какую загогулину: а почему этот материал не был опубликован в областной партийной газете?  Зачем надо было прибегать к услугам «Правды» и, следовательно, выставлять «опорный край державы» на посмешище всей страны?   И влепили Ивану Степановичу строгий выговор «за политическую недальновидность».

В редакции, я думаю, не было ни одного человека, который бы не переживал за судьбу своего редактора. Мы чувствовали, как сгущаются над ним тучи. Все чаще ему звонили из обкома с указаниями, как и о чем писать. А когда секретарь обкома по идеологии В.Житенев потребовал от редактора   опубликовать полностью (не в изложении, как было раньше) речь Б.Н. Ельцина на каком-то очередном второстепенном совещании, Иван Степанович не выдержал и решил объясниться с первым секретарем. Разговор состоялся на ходу в коридоре. Ельцин, поджав губы и сцепив зубы, резко бросил: не нравится, уходите!

Не думаю, что эта история имела частный характер.  Она отражала новое явление в недрах КПСС.  Незаметно, подспудно в руководящих структурах менялось само отношение к критике как таковой. Это мы чувствовали по реакции на критические публикации. Обнародованные факты злоупотреблений теперь не проверяли со всей тщательностью, а искали какие-нибудь зацепки, чтобы их опровергнуть. И как правило, под лупой изучали биографию самого автора, искали темные пятна его жизни.

Не знаю, в каких кабинетах зародилась эта иезуитская мысль, но теперь партийные, государственные и хозяйственные деятели, говоря о газетной и журнальной критике, требовали, чтобы автор, вскрывая недостатки, одновременно предлагал пути их исправления.  Только такую критику можно считать конструктивной. А иначе нечего мутить воду… Было ясно, что теперь критический анализ жизни (а он неизбежно касался и персоналий) вытравливается из общественного сознания, подменяется поверхностной и дежурной отговоркой – «однако и вместе с тем».

Это было особенно заметно по докладам на каких-либо массовых мероприятиях.  Докладчик, большую часть своей речи посвятив   достижениям, каким-либо успехам, делал паузу и построжавшим голосом продолжал: однако есть и определенные недостатки… Или: вместе с тем замечаются некоторые недоработки. И вот этот дух непротивления ошибкам, заблуждениям, порочным слабостям человека, оказавшегося в руководящей номенклатуре, стал проникать во все поры жизни».

Полный текст воспоминаний журналиста читайте здесь